Знаменитые киевляне
ТОП-10 самых богатых горожан начала XX век
ТОП-10 самых богатых горожан начала XX век

Автор Андрей Сантарович

Источник Комментарии

Городские богачи прошлого века сколачивали состояние, продавая табак или сдавая внаем квартиры  

Табачные монополисты

Табачное дело для Соломона Ароновича Когена, – караима родом из Евпатории, – было семейным. Его отец был табачным фабрикантом в этом крымском городке. Какое-то время Соломон помогал отцу, а позже уехал в Киев и совместно с другим караимом Шапшалом открыл собственное производство. Фабрика «Соломон Коген» поначалу представляла из себя небольшое предприятие – всего на 20 рабочих, и занималось производством турецкого табака и сигар. Располагалось оно на Крещатике, 17. После того, как Соломон Коген выкупил долю компаньона, став единоличным владельцем фабрики, он построил для нее новый 2-этажный корпус на ул. Ново-Елизаветинской, 7 (сейчас Пушкинская). Здание же на Крещатике было расширено: здесь находился склад продукции, фирменный магазин, а на втором этаже жил сам фабрикант. На новом месте работало уже 250 человек, производивших махорку, плиточный табак, папиросы, сигареты и сигары. К слову, табачные листья привозили не только из Крыма, но и из Абхазии, Бессарабии, Греции и Малой Азии. Одновременно, брат Соломона, – Моисей, – открыл на ул. Лютеранской свою табачную фабрику, где работало 227 человек. После смерти Соломона Моисей стал владельцем обоих фабрик и передал бизнес старшему сыну Абраму.

Богатейший домовладелец, умерший нищим в советской больнице

Лев Борисович Гинзбург, приехавший в Киев работать на строительстве, завоевал уважение и славу в городе уже через десять лет. Его строительная контора считалась лучшей подрядной организацией в Киеве. Именно Гинзбургу поручали строить Оперный театр, Троицкий народный дом, Николаевский костел, Хоральную синагогу, Караимскую кенасу, здание Госбанка, корпуса Политехнического института и Южно-Русского машиностроительного завода (в советское время переименован в Ленкузню). С денежными заказами сам Лев Борисович постепенно становился крупным киевским домовладельцем. Его первый 6-этажный доходный дом в свое время был самым высоким в городе, к тому же, его оборудовали технической новинкой – лифтом. Второй дом уже имел 7 этажей. А третий, – знаменитый «небоскреб Гинзбурга», – насчитывал 11 этажей. Это здание было самым высоким в Киеве с 1912 по 1941 года, когда дом взорвали. Умер «король подрядчиков» в 20-х годах при СССР. Из воспоминаний поэта Осипа Мандельштама известно, что киевские «нэпманы» уважали «память знаменитого подрядчика Гинзбурга, баснословного домовладельца, который умер нищим в советской больнице».

Печатных дел мастер

Стефан Васильевич Кульженко рано остался сиротой и был принят под опеку тетки. Не доучившись в Софийском духовном училище из-за смерти опекунши, он поступил в ученики владельца типографии Вальнера. Со временем, работая в различных типографиях города, Кульженко прошел по цепочке все производственные этапы: работал машинистом, литографом, печатником цветной печати. В конце концов, перешел в типографию Давиденко, где от конторщика дослужился до управляющего. Став фактически собственником, Кульженко сделал типографию лучшей в Киеве. В Германии и в Москве он приобрел новейшие станки, а из Петербурга привез паровую машину. На Крещатике был открыт фирменный магазин канцелярских товаров. Позже были приобретены словолитная и гальванопластическая мастерские, цинкография. Долгое время типография Кульженко была единственной в Юго-Западном крае, в которой применялась технология фототипии – точного воспроизведения рисунков без растровой сетки. Стефан Васильевич издавал деловые бланки, конторские книги, блокноты, визитные карточки, газеты, иллюстрированные журналы. Выпускались также конверты, почтовые карточки, открытки, упаковочные и подарочные коробки. К слову, не забывал он и о личном благосостоянии. Именно Кульженко выкупил известную дачу «Кинь-Грусть» на Приорке (ныне — район площади Шевченко), которую после этого стали называть «дачей Кульженко». Впроче, Кульженко был не просто владельцем типографии, а и проректором Киевского фотографического института, профессором Киевского художественного института.

Молчаливый банщик

Приехав в Киев из Германии, Фридрих Густавович Михельсон приобрел кирпичное и стекловаренное предприятия на окраинах города. Он также владел многочиленной недвижимостью в центре Киева. Считается, что общая стоимость его имущества составляла 2,5 млн. руб. – баснословные по тем временам деньги. Но в историю его имя, пожалуй, вписали известнейшие в городе «Народные бани Михельсона». Бани на углу Ново-Елизаветинской (позже Пушкинской) и Шулявской (позже Караваевской) улиц действовали с 1877 года. Заведение отличалось роскошной отделкой. В нем имелось несколько ванн, отдельные номера, зал ожидания. Киевская городская санитарная комиссия признавала бани Михельсона лучшими в Киеве. Кстати, женская парилка размещалась в подвале, а ее окна выходили на улицу, привлекая толпы зевак. Услуги (стоимостью от 15 до 40 коп.) предоставлялись ежедневно (помимо главных праздников), а самые бедные слои населения могли посетить бани по вторникам, четвергам, пятницам и субботам всего за 7 коп. Для своих бань Фридрих Густавович даже пытался провести через Крещатик с Днепра отдельный водопровод, не забыв пообещать местным жителям дополнительные удобства. Но в связи с отсутствием свободного места на берегу реки, Городская дума ему отказала. К слову, Михельсон и сам был гласным (депутатом) Городской думы. И постоянно терпел насмешки журналистов из-за своей нелюдимости и молчаливости.

Скупой провизор

Николая Даниловича Фромметта назвать бедным было нельзя. Он владел в Киеве 2-мя аптеками, усадьбой с доходными домами на углу современных бульв. Шевченко и ул. Коцюбинского, имением в Прилуцком уезде. Однако молва приписывала ему колоссальную скупость. Даже своему сыну он выдавал на ежедневные траты всего по 30 коп. К старости его разбил паралич, и далее он вел дела уже с помощью доверенных лиц, которые, как говорят, все неразборчивые указания больного выполняли сугубо по своему усмотрению. В итоге они разорили как самого Николая Даниловича, так и его сына Роберта. Лишь через 4 года после прихода доверенных лиц сам провизор был признан недееспособным из-за «паралитического скудоумия». Над имуществом установили опеку, однако сын унаследовал от когда-то огромного состояния чуть меньше 700 руб.